Весна шла шагами широкими, теплыми лучами вольготно разливаясь над просторами Белории. Привольно шумели белоствольные березки юной зеленью, откуда-то издалека веяло запахом реки и тины. Прямо в затылок дайну припекало солнце, и нагревало темную ткань плаща. Яспер вздохнул, и сбросил плащ, что складками прошуршал на дно телеги. Весеннее солнышко палило нещадно, вдругорядь решив, что уже лето.
Кобылка всхрапнула, встряхнув соломенной гривой, и проповедник лениво качнулся на козлах, удерживая поводья, и выплюнул травинку, которую пожевывал. Колесо попало в выбоину, и Яспер едва язык не прикусил.
- Так что же, птичка, - не оборачиваясь назад, но зная, что спутница слушает его, - что говорили в той деревушке? Опять тьма-ужас невесть откуда, прям все как ты любишь?
Подкалывать синеглазую бестию было занятием Яспера наилюбимейшим, но сквозь шуточки с издевками он не забывал основного, того ради чего вопрос и задал.
Над Белорией словно тучи черные клубились, поверх ясного весеннего солнышка. Там разговоры, тут пересуды, здесь встревоженные взгляды. И глаза паствы, устремленные на дайна, все сильнее тревожили Пёстрого.
Он-то привык к тому, что пожертвования паствы его идут далеко не от сердца, как правило, а лишь бы откупиться, да чтоб ушел подальше да поскорее дайн с проникновенным грустным взглядом, но сейчас он видел неподдельный, затаенно-тайный страх в глазах тем, кому вдохновенно вещал о Четверых. Яспер знал, что эти люди лгут, пускай и низко кланяясь ему, и осеняя себя священным символом, но людская ложь не была его заботой. Он нес свет и истину, а вот принимать это в свое сердце истинно, или оставаться лицемерами – то уже исключительно дело паствы.
Дело паствы, которая боялась.
- Так что скажешь, как там наша отара? – улыбнулся через плечо Яспер, улавливая отблеск горячих солнечных лучей на длинных темных кудрях своей собеседницы. Он знал, насколько у этой девчонки «ушки на макушке», и как хорошо она умеет слушать и улавливать нужное. А «отарой» он по сей день величал тех, кому был, образно выражаясь, пастырем – тем, кого вел и направлял, сиречь своих прихожан. – Беспокоится, или как обычно, ничем не подтверждающиеся слухи?
Лошадка вновь всхрапнула, перебирая ногами по колдобинам. Яспер от души приложился к кожаному меху с водой, и передал его назад, слегка задев маленькую прохладную ладонь.

Мелькали стрекозы – значит, какой-то водоем неподалеку. Яспер с облегчением вздохнул, можно будет напоить кобылку, ежели, конечно, вода окажется не шибко цветущей. А вода обещала… звала… манила теплой зеленью, призывала снять пропотевшую уже холщовую рубаху и окунуться в свою ласковую прохладу. И попахивала тиной, не без этого.
- Опять позаимствовала? – проповедник метнул строгий взгляд на свою спутницу. – Сиа, у нас достаточно денег после посещения Зеленого Тына. Или тебе не сидится спокойно без приключений, задницу припекает?
Что проще, интересно – установить мыслесвязь с Четверыми, или вразумить эту девицу, которой, судя по всему, бесить дайна попросту нравится.
- Припекает, ага, вижу, - злорадно ухмыльнулся проповедник, глядя на страдания своей спутницы, потирающей ладошками ушибленный зад. – Это тебе за грехи твои, неблагодарная моя дщерь, - наставив на девицу указательный палец, он немного упустил из виду дорожные колдобины, и сам чуть было не свалился с козел, когда телегу тряхнуло.
- На вот тебе яблоко, - с самым каменным выражением лица Яспер достал из кармана нагревшееся, слегка мятое полосатое яблоко, и перебросил его за спину. – Только помолись перед едой. Учти, я проверю, - и действительно же мог проверить. Правда, предпочитал не прибегать к телепатии, ибо доверял своей спутнице, невзирая ни на что. Но пугать ее перспективой чтения мыслей ему нравилось.

- И собачек, - безмятежно отозвал Яспер, чуть натягивая поводья, когда лошадка несколько ходу прибавила. – Бездомных кошечек и собачек, - и обернулся на девчачью физиономию с надувшейся от яблока щекой. – Или ты замерзла? – ночи весенние, ночи теплые, когда сутана сама собой слетает в сторону, и теплый, пряный воздух наполняет легкие, и кровь бурлит.
Дайн вздохнул, надкусывая новое яблоко, извлеченное из кармана штанов.
Ох и не любил же он их, яблоки, - и швырнул лошадке, что, всхрапнув, на лету поймала его, повернув голову, челкой тряхнув.
За спиной стало тихо, разве что немного что-то похрустело – а Яспер погрузился в размышления. О вампирских Повелителях давно шли слухи, да не самые добрые, что характерно. Он-то надеялся, что сан его защитит, ежели что. Ну, или харизма. Ну, или магические навыки.
Смешно сказать, но он еще несколько месяцев назад так не опасался внезапной стычки с кем-то не из людей. Одному-то ему что сделают, когда увидят, что со странствующего дайна и взять-то нечего, даже сапоги из кожи василиска прохудились на пятке?
А сейчас с ним была Сиа. И, положа руку на сердце, именно за синеглазую бестию Яспер и беспокоился, зная, что способна та встрять куда не следует. Да и в целом, обузой-грузом она на нем висела, но при всем желании, он не смог бы с ней… расстаться.
- Эй, птичка, ты надулась, что ли? Лопнешь, - улыбнулся он, зная, что Сиа не видит его лица.
Переживал о за нее. И злился, понимая, что его к этой бестии влечет – не просто душой, но телом.
Нехорошо для священника, но, с другой стороны, обетов он не давал. Но по всем законам и правилам, гхм, совокупляться надлежало ему лишь после свадьбы, с девой чистой и непорочной во всех отношениях. Но его Сиа, и такая? Да бросьте вы, Четверо.
Он в жизни бы не связался с такой скучной и пресной девицей, как какая-нибудь непорочная зануда.

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-03-16 10:31:01)

Тишина за спиной была более чем красноречива, и Яспер, посмеиваясь, едва сдерживался, чтобы не обернуться с очередным поддразниванием. А потом зашуршала одежда позади, и что-то горячее и упругое прижалось к его спине, а тонкие руки обвили шею. В глазах проповедника потемнело, и он мгновенно взмок.
- Сиа, - сипло прорычал было дайн, чувствуя, что лицо заливает краской от горячего шепота над ухом; бесстыдница выпрямилась, и ощущение присутствия за спиной исчезло. Он перевел дыхание, и выставил правую руку с согнутым указательным пальцем.
- Бе-сти-я, - ласково и раздельно произнес он, глядя в черные глазки-бусинки, перебирая пальцами, заставляя птичку перепархивать от большого пальца до мизинца, и в обратном порядке.
Налетевший ветер взъерошил синие перышки на птичьей головенке, поставив одно из них торчком. Яспер легонько подбросил пташку, чуть улыбнувшись.
- Полетай, посмотри, далеко ли деревня, - может, в том и нужды особой не было – Яспер знал, сколько до Солнечных Камней оставалось, но и понимал, что егоза засиделась в телеге, так отчего бы не порадовать ее? Дайн запрокинул голову, глядя на раскинутые по небесной лазури крылья, чуть темнее, чем само небо.
Проводив взглядом пташку, дайн вздохнул, распуская шнурованный ворот рубахи, и слегка натягивая поводья. Кобылка, и без того неторопливо ковылявшая, устало всхрапнула, и Яспер заставил ее сойти с дороги на пологий откос, поросший свежей весенней травой. Небольшое озерцо поодаль призывно поблескивало на солнце. Выкупаться. Именно, именно выкупаться.
Остановившись на бровке-бережке, дайн расседлал лошадь. Та, будучи кобылой смирной и почти что ленивой, совсем не протестовала, когда проповедник ее стреножил, и привязал к тонкой осинке, росшей на берегу.
Оставшись почти что в чем мать родила – шнурок с яшмовым знаком Четверых он не снимал Яспер вошел в озерцо – неглубоко, разве что по грудь ему, но вода теплая, на удивление для весны.
И комаров нет, - он нырнул, разгоняя мощными гребками стайку серебристых рыбешек, поднялся на поверхность, отфыркиваясь, и ища на фоне неба  знакомый птичий силуэт.

Наверное, он услышал легкий стрекот крыльев Сиалии, когда там в своем птичьем обличье села на ветку дерева. Вроде как безмятежно глядя в безоблачное небо с редкими прядями высоких облаков, Яспер, на самом деле, выглядывал пернатых хищников. Еще не хватало глупой девчонке закончить жизнь в когтях ястреба, или канюка – и перекинуться не успеет, а если и успеет, то разобьется, падая.
Не любил он эти превращения Сиа, начиная с того, что она всегда исключительно дразняще раздевалась, и заканчивая тем, что здесь он присмотреть за ней никак не мог. Мало ли опасностей подстерегает маленькую птичку, те же силки вспомнить, из которых Пёстрый ее выпростал, в первую-то их встречу… Яспер набрал воздуха в грудь, и вновь нырнул, и сквозь зеленоватую, чуть мутную воду увидал искрящиеся пузыри, и взвихрившиеся бурунчики – как раз близ того дерева, где сидела его птичка.
Дальнейшего, как ему показалось, он не заслужил – шипящая, как рассерженная кошка, и такая же мокрая Сиа пусть и была до смерти напугана падением, но вполне была способна выцарапать – или выклевать дайну глаза. Яспер только хмыкнул, выпуская девчонку из объятий, и на полусогнутых ногах отступая обратно, на глубину.
Дайн полагал, что успеет искупаться раньше, чем вернется неугомонная птица, ибо уподобляться ей, сверкая наготой, не собирался. А сейчас эта бестия растянулась на его плаще, но смотреть на белеющее под весенним солнцем обнаженное девичье тело Яспер не стал – решительно отвернулся, вновь ныряя, и заплывая на глубину.
Ему хватало того, что к девчонке и без того сильно влекло, и даже сейчас случайное соприкосновение обнаженных тел отдавалось тяжелым томлением. И это не радовало, совсем не радовало, - Яспер вынырнул, вглядываясь против солнца в берег, где стояла телега. Лучи слепили глаза, и рассмотреть что-то там в деталях он бы не смог, но заметил странное движение возле деревца, к которому была привязана кобыла, а секундой позже та тревожно заржала.
- Сиа, не вставай! – громогласно разнеслось над озерцом, и воздух загудел, рассекаемый боевым пульсаром. Что-то ойкнуло, крякнуло и отлетело в кусты, а Пёстрый уже был наготове, сплетая заклятие-сеть, и швыряя в непрошеного гостя.
- Ходють тут маги всякие, голоштанные, - проскрипела кикиморка, когда дайн, обвязавший бесцеремонно выдернутый из под Сиалии плащ вокруг бедер, грозно встал над ней.

Ощутив на заднице шлепок, Яспер лишь оскалился, придерживая едва не слетевший плащ – а зеленую сморщенную рожицу кикиморки так и перекосило от страха.
- Чаго зубьи-то кажишь, окаянный? – заголосила нечисть, судорожно пытаясь освободиться из магических пут, - отпусти пожилую женшчину, неча супротив воли удерживать!..
- Со всем превеликим удовольствием, - недобро улыбнулся дайн, и кикиморка заверещала, как резаная, забиваясь под кочку – тонколистная яркая трава испуганно качнулась, а Яспер погладил пестрый камень на груди.
- Сейчас я тебя «отпущу», - словом Четверых ему не удалось бы заставить кикиморку даже и чихнуть, но подкрепленное определенными заклинаниями, «слово» могло так шумануть, что всей окрестной нечисти мало не показалось бы.
Злился дайн. А срывать гнев на девице негоже, даром, что девица-то и есть причина всему. Нечистушка-то все поняла – только вытаращилась бледно-желтыми жабьими глазами из-под кочки, готовая дать стрекача при малейшей возможности, но магия Пёстрого держала надежно.
- Ну, и что тебя средь бела дня заставило на промысел-то пойти, а, «женшчина»? – дайн  шагнул к кикморке, чуть натягивая магические путы. Нечисть сдавленно икнула.
- ой чего-й-та, ой не виноватая я, пусти, мокрый болодец… тьху ты, бобрый… пусти меня! – взмолилась, простирая к дайну скрюченные тощие руки, похожие на облепленные тиной древесные сучья. – Нетуть промыслу-то, ни днем, ни ноченькой!.. жрать пузо просит, а кудой деваться… обереги… заклинанья… у деревне и корки не найти… - дальнейшее потонуло в соплях и стенаниях. Дайн раздраженно дернул магический «поводок», и тварь с готовностью заголосила дальше:
- Домовые у деревне-то… злыя! Водяной – злоя!.. жадные уси…
- Вали, - выплюнул слово, словно выругался. Дайн шагнул к кочке, и пинком отправил кикморку в свободное падение, не забыв небольшим магическим пульсаром придать ей ускорения. Где-то в поросли ракитника раздалось звучное «чвяк!» и немного ругательств, но Яспер в ту сторону уже не глядел – быстро одевался, а в голову его лезли самые мрачные мысли.
Конечно, водяной домовому ни сват и не брат, а кикиморе – так тем более, не свояк и не кум, но любому магу известно, что в сообществе нечисти всегда присутствует та или иная взаимосвязь друг меж другом. Завывания кикиморки могли быть просто бредом сивой… эээ, ладно, просто бредом, но вдруг зерно истины в них да есть?
Вдруг это как-то связано с темными тучами, повисшими над Белорией, поверх весеннего небушка?
- Собираемся, - кратко бросил он Сиалии. – В Солнечных Камнях только провизии прикупим, а там до Камнедержца сразу. Кажется, надо бы поговорить с настоятелем в тамошнем монастыре.

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-03-19 03:36:16)

Благо, кобылка успела попить – стреножил Яспер ее не слишком коротко, и до воды лошадка могла достать. Проповедник вовсю возился с упряжью, когда телега слегка качнулась под движением вспрыгнувшей на нее Сиалии, и непонимающе вскинул голову?
- Семья? О, это хорошо. Можем навестить их, если пожелаешь, - обычно Сиа не распространялась о своем прошлом. А Яспер не спрашивал – не хотел нарваться на ответные расспросы касательно его семьи и происхождения. И имени.
В Камнедержце велика вероятность встретить кого-то из однокашников, хотя… в принципе, в Школе Яспер если чем и выделялся, так это ростом, а способности у него были так себе. Но случайные неприятные встречи на то и случайные, и неприятные, чтобы услышать, как кто-то окликает его по имени: «Найджел!», выруливая из какого-нибудь переулка, когда Яспер покупает яблоки.
Дайн потряс головой, залезая на козлы, и направляя кобылку к тракту. Глупости это все, выбирать не из чего
И бежать от прошлого – тоже глупо.
И, возможно, еще глупее – искать в лопотании кикиморки намеки на вселенские бедствия, но Яс чуял нутром – что-то неладно. Что-то совсем неладно в этом королевстве....
Дощатые козлы чуть скрипнули, бедра коснулось несмелое тепло. Дайн повернул голову, глядя на черноволосую, на солнце блестящую мокрую макушку, и хранил молчание, пока лошадка не сошла с луга на дорогу.
- Подними голову, - сухо произнес Яспер, и зеленые глаза пересеклись с синими. Дайн извлек из-за ворота рубахи, что немилосердно липла к невытертой спине, знак Четверых.
- Покайся теперь, - его взгляд был зелен и непроницаем, словно кусок яшмы.

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-03-19 11:24:31)

Яспер медленно кивал в такт словам девушки – а может быть, тому виной были колдобины, по которым перевалилась телега. Храня торжественно-строгое выражение лица, он коснулся благословляющим жестом лба девушки, что расстроенно хлопала на него голубыми глазищами, шепелявя прикушенным языком.
- Покаяние, и наказание, - промолвил дайн, слегка дернув короткую черную прядку. – Прощена, - и легонько приобнял Сиа за плечо, по-дружески. – Но я запомнил, что ты хочешь придушить меня подушкой. Вот этой? – и, потянувшись назад, выудил на свет божий из вороха соломы подушку.
Подушка имела собой вид плоской доски, была набита той же соломой, пахла конским потом, и была жестка, как подошва сапога.
- Молись, чтобы эти чудовищные наклонности поскорее изгладились с твоей души, - в ужасе вытаращив глаза сперва на подушку, а затем на свою спутницу, наставительно заметил Яспер, перекладывая поводья в ту руку, которой обнимал Сиа за плечи. Как обычно, эта игра в «покаяние» удалась, да и настроение его тоже улучшилось.
- Это не город, - подушка со стуком упала на дно телеги, а Яспер, приставив ладонь козырьком ко лбу, вгляделся в искрящуюся весеннюю синь на горизонте, прорезанную невысоким горным хребтом. – Это деревушка, Солнечные Камни зовется.
Дорога стала ровнее, и лошадка прибавила ходу. Вскоре вдалеке замаячили плетни, и далекие домишки, а наметанный глаз дайна углядел небольшую церковь, что, казалось, была вырублена в склоне горы.
- Знаешь, - руку с плеча Сиалии Яспер уже давно убрал, - про эти самые Солнечные Камни есть одна история. Говорят, что в старопрежние времена, повстречались как-то здесь один рыцарь и девчонка-волшебница. А рыцарь вроде тех, что из Замка Вороньих Когтей. Они мало того что магию ни на дух не переносят, так еще и отношения им заводить нельзя. А он влюбился. И потом стал правителем города, и на войне они с этой девчонкой повстречались, и он на ней женился, несмотря на все свои обеты и запреты.
Все девушки любят истории о любви, а в особенности, с хорошим концом, - Яспер улыбнулся, почесывая небритый подбородок, и направил лошадку к деревенскому тыну.
- Сейчас я поговорю с местными, а ты посмотри, чем здесь можно закупиться. И не вздумай ничего «позаимствовать», - дайн строго взглянул на свою подругу-воровку.

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-03-20 02:26:18)

- Может быть, и расскажу, - рассеянно отозвался Яс, направляя кобылку по истомленной пусть весенним, но все же горячим солнышком дороге к видневшейся неподалеку вывеске трактира.
Признаться, за подлинность расказанной девчонке легенды дайн не поручился бы – то ли сам вообще ее придумал, то ли где-то сто лет назад читал, а может, вообще на ходу сляпал из обрывков когда-то услышанного. Не имело значения. А вот другое – имело.
- Птичка моя, тебя никто не держит, - ровно отозвался Яспер, не глядя на девушку, всеми силами стараясь сдержаться, чтоб не высказать ей все. – Весенний воздух лично для меня лишь способствует крепкому сну. А на твои ворованные деньги я корки плесневелой не куплю, ясно тебе? – и мягко, но непреклонно посмотрел в насупленные синие глаза.
- Ты никогда не задумывалась, что порой, возможно, отнимаешь у людей последнее? Или, по-твоему, в этом захолустье есть твои любимые толстосумы? А, я забыл – церковная кружка в твоем распоряжении, конечно. Хочешь, я отвлеку здешнего дайна, чтобы ты могла «поработать»?
Иногда язвительность Яспера становилась очень уж ядовитой. А еще он не любил, когда не понимают простых вещей.
- Сиа, без воровства, - и сощурившись, проповедник взял в свою лапищу хрупкую ладонь девушки, и ласково сжал. – Пожалуйста.
Кроме ласкового солнца и теплого ветра, в весне есть и еще один плюс – пора страдная, и большинство жителей деревушки сейчас работали в поле, посему необычная парочка приезжих поймала не слишком много любопытных взглядов. Натянув поводья, Яспер заставил лошадку остановиться у все той же трактирной вывески, и достал из мешка на дне телеги легкую холщовую сутану, в которую незамедлительно и облачился.
- Мир тебе, сын мой, - благословляющим жестом осенив возившегося на трактирном дворе конюха, Яспер соскочил с козел. Тот закивал, попеременно глазея то на здоровенного молодого вроде бы дайна, то на его странную спутницу. Яспер же, прихватив с собой посох и вещи из телеги, широким шагом направился ко входу в таверну, сделав знак Сиалии следовать за собой.
- Никуда не пущу, поняла, - тихо шепнул он ей. – Встретимся здесь, пока посмотри лавки. И руки при себе держи.
Оговорка, пустая ли оговорка – Ясперу думать уже было некогда. Хотя, вновь же – себе бы он в самую последнюю очередь признался, что нуждается в этой треклятой воровке, потому и… оговорился.
Хмурый, сонноватый трактирщик за стойкой смерил рослого дайна удивленным взглядом.
- Чем могу помочь? – прокряхтел, протирая не шибко свежим полотенцем поблескивающую лысину. Внутри трактира было темно, не очень-то прибрано пахло чесноком, подкисшим пивом, и свежими хлебами – Ясперу пришлось подавить урчание в животе усилием воли, почти равным магическому.
- Мир тебе, добрый человек, - дайн осенил Знаком Четверых хозяина, - да будет благословен твой труд и твоя удача.
- Ага, здрасте, - мрачная физиономия трактирщика если и изменилась после благословения, то ненамного. Проповедник лишь улыбнулся про себя. – Так чего ищете-то?
- Нет ли каких вестей из Камнедержца? Как дорога до него?

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-03-22 00:22:13)

Трактирщик смерил дайна оценивающим взглядом, и Яспер про себя уже приготовился к продолжительной торговле за информацию, что обрадовать его ну не могло никак.
- Ну как те сказать, дайн, - оттопырив нижнюю губу, лениво заговорил трактирщик, флегматично наполировывая щербатую глиняную кружку, - вести то есть, а то их и нет, - заметив несколько медяков, выложенных проповедником на стойку, он ловко накрыл их ладонью, и зачастил, вместе с тем и интенсивность протирания ускорив.
- Опять, говорят, нелады с кровососами-то этими, - и слегка понизил голос, - чегой-то затевается, не сидится людям на месте, да и домовой мой… ну да ты должон понимать, дайн, когда домовой уходит с дому, то это…
Яспер перебил его.
- Мне две кружки простокваши, и ковригу хлеба, - и в упор вскинул на трактирщика глаза, со вздохом про себя отмечая, что оказался не так уж и неправ когда насторожился от воплей кикиморки. Не припоминал, признаться, Пёстрый особой любви и взаимопонимания между нечистью и вампирами, а сейчас что-то начинало складываться в мозаику. Неплохо.
Глиняные кружки стукнули о стойку, и на вполне чистой тряпице появилась коврига. Яспер потрогал твердую бурую корочку, что была еще слегка теплой.
- Мы с товарищем снаружи будем, уважаемый. Так что ты там про дорогу до города говорил?
- Ну да как обычно, вроде кто-то пошаливает, а вроде и ушли, - пожал плечами трактирщик. – У нас же вишь, дайн, пора страдная, лихой люд тоже небось по наделам своим разбежался, пахать да сеять, одним-то промыслом, особенно-то по весне, сыт не будешь…
- Спасибо, - кивнул Яспер, беря кружки в одну руку, посох – в другую, и под мышку – хлеб. – Да хранят тебя Четверо, - благословляющий знак пришлось сделать подбородком, и кружками. А тут показалась и Сиалия – трактирщик так и вытаращился на «товарища» священника, симпатичную девицу, что общалась с дайном вроде как накоротке.
- Снаружи посидим, - Яспер присел на деревянную колоду у стены трактира, в тенечке, и вручил Сиа запотевшую глиняную кружку с простоквашей, положил на колени ковригу. Посох стукнул о стену, прислоненный.
- Ничего особенного мне тут не рассказали – дорога, главное, вроде спокойная… Что это у тебя? – внезапно он коснулся лица девушки, почти ее губ, смахивая пальцем что-то белое. Понюхал, лизнул палец.
- Я же просил тебя, - уловив сладость на языке, дайн тяжело взглянул на воровку. – Ты что, совсем не понимаешь?
Черт, да даже не непонимание бесило, а то, что приставшая к нему девица игнорирует любые просьбы, и руки свои удержать при себе не в состоянии. Отвернувшись от Сиалии, Яспер зло отхлебнул из кружки. Свежая коврига с хрустом разломилась.
- Если тебе плевать на мои просьбы, в Камнедержце сдам тебя родителям, - заключил Яспер, жуя хлеб, который отчего-то показался горьким.
Он искренне привязался к этой девчонке, а ей, по всей видимости, было вообще и в целом наплевать на все. А раз наплевать – пускай катится… домой.

Такой Сиалию ему еще не доводилось видеть, а тихий, наполненный звенящей яростью голос совсем не походил на привычное щебетание. Но дайн спокойно выдержал взгляд влажно блеснувших – показалось? – потемневших голубых глаз.
- Я видел достаточно на своем веку, чтобы почитать воровство за тяжкий грех, - твердо отозвался Яспер, отставляя в сторону опустевшую кружку, и заворачивая остатки хлеба в тряпицу. Крошки дайн смахнул на утоптанную землю двора – птицам.
За взятое без спросу еще в поместье милорда Войтека полосовали нещадно. Восьми лет от роду Найджел стал свидетелем наказания конокрада – приблудному мужичонке отсекли правую руку без лишних разговоров, на глазах всего честного люда. Впоследствии, в Школе, взять чужое что-то не то что бы не возбранялось – смотря что возьмешь. Если с возвратом, как чистую рубашку, сбегать на свидание, или конспект, чтоб переписать к утру – то на это смотрели сквозь пальцы. Главное, возмести потом, верни рубаху, да и конспект к сроку, а вот если умыкнешь из чужих штанов чего металлическое да звонкое, и при этом попадешься, то ославят на всю Школу вором. А то и вовсе с позором выпрут.
Что уж говорить о монастырской жизни? Яспер понимал, что Сиалия другого образа жизни не знает, и знать не захочет, но, позволив ей путешествовать с собой, он вполне резонно включил ее обеспечение в список своих обязанностей.
И не спрашивайте, почему. Возможно, теперь чуть меньше бедных семей получало подаяние от странствующего дайна, который на подаяние-то и жил сам, в принципе, но у них с Сиалией в повозке была еда, лошадь шагала бодро, а сапоги и у дайна, и у воровки еще не износились. Так зачем же, не понимал Яспер, зачем эта дурочка рискует собой, воруя то, без чего можно обойтись? Ну попросила б она эту сладкую булку у него, он бы купил. Сам бы не поел, ну да и ладно, не привыкать ему поститься. В конце концов, можно поохотиться, благо, Яспер еще с детских лет помнил, как выглядят места, где водятся кролики, а поставить магический силок – легче легкого.
Все это можно было объяснить, да только… разве дойдет? За все время путешествия с Сиалией Яспер неоднократно натыкался на такую стену непонимания и неприятия его слов, что порой терял всякую веру в то, что девчонку можно перевоспитать.
- Ты сама решила путешествовать со мной, - чиркнув по зубам ногтем мизинца, дайн подцепил ячменную ость, выплюнул. – Жди в телеге.
«если еще хочешь», - мог добавить язвительно, но не стал. Сердце стало тяжелым камнем, который с каждым шагом становился все тяжелее.
Он прикупил на рынке немного чуть вялых прошлогодних яблок, но по-прежнему ароматных, еще хлеба в дорогу, раскошелился на несколько полосок сушеного мяса, и наполнил мехи с водой из деревенского колодца. Погрузив припасы на телегу, дайн легко вскочил на козлы, и стегнул кобылку.
- Н-но, - та, встряхнув гривой, зацокала  копытами по сухой земле.

Остались позади Солнечные Камни; дорога буро-желтой лентой пролегла впереди, меж полей и куцеватых рощиц. Яспер по-доброму кивал встреченным селянам, что возвращались с полевых работ, и улыбался – но камень внутри становился все тяжелее. Он слышал, как скрипнула телега за спиной, и был готов поклясться, что почти уловил сердитое сопение засыпающей девушки. Видел, что Сиа прилегла – незаметно, украдкой обернулся.
Горло зачем-то и чем-то перехватывало, не хватало воздуха, - Яспер вздохнул, распуская шнурки ворота рубахи, и перевел глаза на небо. Высокий ветер сгонял облака в кучу, прогонял легкие и кудрявые, волочил за собой плотные, серые, и слоистые.
«Будет дождь», - едва не вырвалось у дайна, но тревожить воцарившееся молчание он отчего-то не стал. А воздух потяжелел готовящейся прохладой внезапного весеннего дождя – и глазом моргнуть не успели, как небо нахмурилось, превращая полдень в почти что сумерки.
Возвращаться в Солнечные Камни? Легче сказать, чем сделать, но Яспер, так или иначе, заставил кобылу развернуться. И вовремя – по древу телеги уже ударили первые капли дождя.
- Ох чего ж ты так гремишь, - поморщился дайн от вспышки в небесах, и последовавшего за ней удара грома, плотнее накидывая на себя уже насквозь вымокший плащ. В дождливой пелене едва-едва виднелись впереди строения деревушки – кобыла была напугана, да и по вмиг раскисшей дороге идти ей было сложно. Яспер накинул капюшон на голову, зажал поводья коленями, и развернулся назад в телегу.
- Иди сюда, - неизвестно, слышала его Сиалия, да только приткнул дайн ее к себе на колени, под полы плотного суконного плаща. Намочить заговоренную ткань не так-то просто было, и дождевые капли бессильно скатывались вниз.
Обнимая Сиа за талию, Яспер прижал ее к себе крепче, чувствуя, как легкая дрожь пробегает по хрупкому телу. Замерзла, наверное – облепивший мокрую фигурку плащ Сиалии явно не согревал ее. – Грейся давай, - выдохнул он во влажные, пахнущие теплом и пшеничными колосьями темные кудри.
Ну куда, куда ему от нее, и куда ей от него? Не отпустит, и гори оно все огнем, - дождь хлестал нещадно, во всю весеннюю радость. Яспер уверенно правил к деревне, крепко прижимая к себе свою подругу.

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-03-25 14:27:51)

Дождь заливал глаза, и маячащие впереди Солнечные Камни, казалось, только уплывают вдаль вместе с ним, а не приближаются. Лошадка уставала месить мгновенно вспухнувшую грязью дорогу, и Яспер, выругавшись про себя, вгляделся в мерцающую пелену дождя. Нет, не так уж и далеко, на самом деле.
Маленькая рука цепко обнимала его за талию, даже во сне, цепко. Он слышал ровное нежное дыхание, и чувствовал тепло хрупкого, почти по-детски хрупкого тела. Распустившиеся влажные волосы Сиалии прилипли к груди дайна, но тот не обращал внимания. Бережно придерживал девушку, невольно убаюкивая ее.
А солнечные Камни внезапно выплыли из дождливой пелены, и лошадка, приободрившись, прибавила ходу. Яспер направил ее к вырубленной в скале церквушке – знал, что там с него денег за постой не возьмут, ведь на постоялый двор у него не осталось ни монеты.
- Мир тебе, отче, - на стук телеги по мощеному обломками камня монастырскому двору выглянул настоятель. Стоя под козырьком крыльца пристройки сбоку от церкви, он повысил голос, силясь перекрыть ревущий по крыше дождь:
- И тебе, сын мой, - и удивленно замолчал, когда Яспер соскочил с козел, держа на руках спящую девушку.
- Истинно говорю, да будет благословен твой кров, отче, - дайн низко поклонился, стряхивая плащ с плеча – так, чтобы можно было увидеть его рясу.
- Яспер Пестрый, странствующий дайн. Позволь нам с сестрой переждать непогоду здесь, отче?
- Девица? – недоверчиво проскрипел пожилой сухопарый дайн.
- Это моя сестра, - терпеливо пояснил дайн. – Я везу ее к нашим родителям, в Камнедержец. Кажется, ей нездоровится – все спит, а дождь вон как грохочет, - пока разговаривали, Яспер ловко втиснулся на крылечко, и теперь уже дождь был им с Сиа не страшен.
- Ладно, входи, странствующий, - проворчал дайн, махнув рукой внутрь помещений. – Келий у меня тут две, в одну ты, в другую – сестру положишь.
- И одной более чем достаточно, святой отец, - покачал головой Яспер. – Пока непогода не стихнет, пускай она поспит, а я посмотрю, можно ли ей чем-то помочь. Кажется, она простужена, - и покосился на черноволосую макушку. Девушка уткнулась личиком ему в грудь, и тяжело сопела – как бы он ей там нос не прижал.
- Ладно, - кивнул настоятель, и по узкому коридорчику провел Яспера с его ношей к двери кельи, где, к вящему облегчению Пёстрого, оказалась кровать, на которую он и спустил Сиалию, предварительно стащив в с нее сапожки.
- Пускай пока подремлет, - пробормотал Яспер, накрывая девушку грубым шерстяным одеялом, - я за лошадью присмотрю.
- Можешь оставаться, сколько хочешь, сын мой, - проскрипел настоятель. – Кстати, вы голодны?
Проповедник покачал головой.
- Спасибо, милостью четверых мы сыты. Но не найдется ли кружки горячего молока для больной сестры, отче?
- Как проснется, скажешь, все будет, - они покинули келью вместе, и настоятель отправился в молельный зал, а Яспер – определить на постой лошадку, и заодно выгреб из телеги все их мокрые пожитки. Остановившись у двери кельи, где спала Сиа, он услыхал какой-то легкий шорох.
- Проснулась? Входить можно? – и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

- Тише, тише… сестренка, - проведя ладонью по голове Сиалии, Яспер поставил поднос с кувшином молока на чуть кособокий стол, находившийся у двери. В келье было прохладно, свистящие сквозняки гуляли по ногам, по все еще не просохшим сапогам дайна. Реплика старого настоятеля заставила руку Пёстрого так и замереть на волосах сиалии.
- Да… она у нас такая. Отрада родительская, - плохо повинующимся языком отозвался Яспер, чувствуя, как поднимается изнутри волна удушливого стыда, обжигает огнем скулы. Когда «сестренка» отошла, Яспер обернулся к настоятелю, который смотрел на эту сцену объятий с плохо скрываемым недоумением.
- Благословение Четверых в ее сердце, - набожно подняв глаза к заплесневелому потолку, вымолвил Пёстрый, и старик согласно кивнул.
- Можете переждать дождь здесь, - проскрипел он, и удалился. Еще некоторое время в гулких коридорах отдавался стук его костыля, но вскоре все стихло.
Дайн с тяжелым вздохом взглянул в голубые глаза девушки, в которых все еще читался отголосок испуга. Он знал, что Сиа боится темноты, но ведь не думал, что она проснется так скоро – полагал быть рядом к моменту ее пробуждения.
- Прости меня, - покаянно выдохнул Яспер, чувствуя, что язык все еще плохо ему повинуется. – Я дурак. Молока в знак примирения? – и сцапал с кособокого столика кувшин с теплым молоком, попутно шаря в поясной сумке зажигательные принадлежности. Вскоре масляная плошка недовольно затрещала слабым огоньком в сумраке кельи.

Отредактировано Яспер Пестрый (2013-04-04 23:47:50)